
Не позволяй делам повседневной жизни связывать тебя,
но никогда не переставай их делать.
Хуанбо.
Не позволяй делам повседневной жизни связывать тебя,
но никогда не переставай их делать.
Хуанбо.
Это именно ум говорит: «Я люблю тебя», потому что, на самом деле, в любви нет «Я» и нет «Ты». В любви нет индивидуальностей. Любовь — это таяние, это слияние, это — не двое. Существует любовь, а любящих нет.
Пападжи
Что самое удивительное и прекрасное в этих облаках, ничем не потревоженных, ничем не стеснённых, раздольно плывущих в бездонной синеве над широкой межгорной долиной ?
Вера Синельникова
Они возвышают нас до небес. Прикасаясь к ним взглядом, мы соединяемся с ними, становимся исполинами, легко, по воле ветров, совершающими прогулки в надземных просторах, принимающими участие в непринуждённых Божественных играх силами Природы. Мы становимся иными, мы ощущаем себя частью волшебной динамики всеобщего космического бытия.
О каждом облаке , с его быстротечной жизнью, с неуловимостью и уникальностью форм, можно писать поэмы, слагать симфонии. На зорьке, в полдень, на закате, над землёй, укутанной снегами, над буйством весенней зелени или над золотом октябрьской тайги – они всегда разные, всегда д р у г и е .
Но, как в жизни каждого явления и каждого существа , есть у них особенное время, особенное состояние, особенная нежная одухотворённость – на границе лета и осени.
В августовские погожие вечера за рекой, над лесом , над ясным прозрачным горизонтом в золотисто-палевых тонах, они почему-то всегда вытягиваются длинной ровной лентой, подсвеченной снизу, а сверху окаймлённой глубоким серым цветом. Но надо мной, в вышине, и между вершинами сосен и пихт –невероятный розовый жемчуг, наполненный изнутри ровным сиянием зашедшего солнца. Он исчезает, тает на глазах, растворяясь в прохладной голубой безмятежности неба и оставляя в сердце восторг перед зыбкой ускользающей, вечно переменчивой Красотой Мира.
Хорошо рассказано про облака. Не стал я ставить картинку сюда, пусть лучше работает представление, воображение.)
Один дзэнский монах, Бокудзю, говорил: «Иди и пересеки ручей, но не позволяй воде прикоснуться к тебе».
А через ручей около его монастыря не было никакого моста. Многие пытались сделать это, но когда они пересекали ручей, то, конечно же, вода прикасалась к ним. Поэтому однажды один монах пришёл к нему и сказал:
— Вы задали нам неразрешимую задачу. Мы пытаемся пересечь этот ручей; через него нет никакого моста. Если бы был мост, то мы, конечно же, пересекли бы ручей, и вода не прикоснулась бы к нам. Но мы вынуждены идти через поток, и вода прикасается к нам.
И Бокудзю сказал:
— Я пойду и пересеку его, а вы наблюдайте.
И Бокудзю пересёк ручей. Вода, конечно, прикоснулась к его ногам, и они сказали:
— Смотрите, вода прикоснулась к вам!
Бокудзю сказал:
— Насколько я знаю, она не прикоснулась ко мне. Я был просто свидетелем. Вода прикоснулась к моим ногам, но не ко мне. Я был просто свидетельствующим.
Ты всю жизнь ощущал, что мир не в порядке.
Странная мысль, но её не отогнать. Она — как заноза в мозгу. Она сводит с ума, не даёт покоя. Это и привело тебя ко мне…
Morpheus
«… Смирение
С помощью пропаганды нельзя научить смирению, а вот рабству можно. Кричать о смирении есть форма высокомерия. Одно из моих наиболее частых воспоминаний — о священнике, который однажды на богослужении взревел самым угрожающим голосом, который только можно вообразить:
«Господа Бога, со всем смирением просим!..»
Истинное смирение не всегда то же самое, что внешнее смирение. Запомните, что борьба против самомнения является все еще борьбой, и что она — средство временного подавления самомнения. Она ничего не лечит.
Также запомните, что само смирение не приносит награды автоматически: это лишь средство достижения цели. Оно позволяет человеку действовать определенным образом…»